Сон начинается с того, что я участвую в каком-то танцевальном проекте (спасибо, Катя хД). Мы должны танцевать вдвоём с Яной, мы решаем, что танец должен быть совместным, но, когда приходит судья - танцуем мы почему-то прямо в своей квартире, в которой вместе живём, - выясняется, что танцуем мы по одной, он выбирает, кто лучше, и та, кто не - выбывает. Что-то плохое, я знаю, произойдёт с той, кто выбывает. Эти танцы - вроде обязательной государственной программы. От волнения я забываю все движения, танцую что попало, в середине танца срываюсь, кричу, что это говно, что я забыла все движения, прошу меня простить, судья спокойно бросает: "Танцуй дальше", - и меня как отпускает, всё ещё танцую что попало, но получается лучше.
Заканчиваю, выхожу на балкон. Это квартира бабушки Али под Тамбовом, второй этаж, открытый балкон, почему-то сломана стена между ним и соседским, и вниз на улицу ведёт широкая лестница. По лестнице постоянно шляются обдолбанные подростки, они заходят к соседям. Ко мне подходит полицейская и спрашивает, давно ли я видела своего соседа. Я говорю, что давно и что вообще с ним мало общаюсь. На двери, на выжженной от солнца бумаге я читаю фамилию "Бобровский". Это пропавший сосед. Я не знаю, что он сделал и за что его ищут.
Вторая часть сна происходит отдельно, это какой-то комбинат по переработке людей на органы, мой любимый лейтмотив. Он находится где-то то ли на берегу моря, то ли на островах, на определённом расстоянии от берега идёт квадратная труба. Она покрыта зелёным налётом и скользкая от этого, но я иду по ней и вспоминаю про то, как в этой стране казнят людей: их выпускают на свободу на воздушном шаре с заданной программой, в какой-то момент времени шар взорвётся и погребёт тебя или опустится в воду и тоже погребёт тебя. Тебе эту программу никто не рассказывает, и у тебя есть выбор - либо ждать смерти, либо пытаться выпрыгнуть и спастись, при том что шар очень редко летит низко. Дойдя до конца трубы, я отказываюсь сперва на парапете, выложенном гранитом, а потом по нему - я иду вправо и знаю, что налево был как раз тот комбинат - дохожу до большой просторной столовой. Всё очень советское вокруг, у стены на тумбе лежит книга, по стилю оформления похожая на советскую же книгу о вкусной и здоровой пище, я заглядываю в неё и узнаю оттуда, что детей здесь кормят очень хорошо, в частности, основным блюдом являются акульи котлеты. Зовут есть. Я сажусь за стол с остальными детьми. Я тоже ребёнок. Мы здесь как в санатории, море, чистый воздух, и мы выполняемых важную функцию - вроде как выступаем перед людьми на комбинате. Все с детства, вроде нас, в этой системе, и если повезёт засунуть ребёнка вот в такой хор, тебя выведут из лотереи на полное донорство. Теперь ты всё ещё будешь должен государству кровь, почку или кусок печени, но эти траты будут несмертельными, а то и не случатся: проще разобрать на шурупы кого-то из полных. После завтрака подходят воспитатели и говорят, что мы переезжает отсюда: идёт большой шторм, некоторое время мы поживём на территории комбината. Дети грустят, потому что там некрасиво и негде гулять.
Я просыпаюсь.